«ЧЕРЕП» ИЗ МЕНЯ НЕ ПОЛУЧИЛСЯ
— Иван Иванович, в середине 1970-х у вас был очень успешный фильм «Конец императора тайги», где вы сыграли атамана Соловьева. Почему после этого кино вас не «закрутило»?
— Все же Его Величество Случай решает. Скажем, Славе Тихонову повезло с режиссером Ростоцким. Так бывает. Но я не жалуюсь. К тому же я больше театральный актер, конечно…
Тем более еще с разбором артист. Как прихожу, первым делом спрашиваю: «Кто автор сценария? Кто режиссер? А ну давай побеседуем».
И чаще всего мои предложения по роли принимаются. А как же? Мне же играть. Как Фаина Георгиевна говорила: «Съемка в кино – плевок в вечность!
Гонорар я проем, а позор останется!» А еще мне, как сравнительно недавно выяснилось, — нельзя играть убийц, душегубов…
— Почему?
— Как-то Володя Бортко предложил мне в «Бандитском Петербурге» роль Черепа, он по сценарию правая рука Антибиотика.
Я прочитал сценарий и подумал: «А ведь его можно серьезно сделать!» У меня есть немецкая зажегалочка «Золинген» — подарок знакомого актера. С одной стороны можно прикуривать, а с другой стороны — ножичек.
Острейший! Я однажды последним поездом приехал, вышел из метро и вижу: два парня стоят. Их взгляд мне сразу не понравился. «Отец закурить не найдется?» Я дал им по сигарете.
«Может и прикурить?» Четко вижу их намерения – меня «пощипать». Достаю эту зажигалочку, даю прикурить, и после этого показываю нож: «Дальше будем говорить?» Парни тут же «Э-э-э… батя-я-я!» И как дунули от меня.
Я эту историю рассказал Бортко. В лицах! Володя говорит: «Да ты и меня-то напугал, Иван Иваныч! Все аж захолодело!» Говорю: «Это – Череп! Обиженный, безжалостный гэбист, который мочит людей, не моргнув глазом».
Бортко говорит: «Все. Утвержден». И тут у меня инфаркт… 1999 год. Он мне звонит сразу после реанимации: «Голубчик, что же нам делать?» «Бери другого, Володь. Я — надолго».
Потом только я поправился, мне предлагают сыграть депутата-мафиози с «мокрым» прошлым в фильме «Коррупция». Я еще не приступил к съемкам — сердечный приступ.
Опять в больницу! «А-а-а, — дошло до меня, — Вот в чем дело! Спасибо за намек… Не нужны мне такие роли». Слишком много уходит — Туда.
— Вы верите в подобные знаки свыше?
— Верю. Это точно был знак. «Ваня, на кой хрен тебе играть этих сволочей? Играй добрых людей, каким ты и есть в жизни. Ты их лучше выразишь».
— Можете назвать тройку своих любимых киноролей?
— Это совершенно точно бандитский атаман Соловьев — в «Императоре тайги». Майлс Гендон – в картине «Принц и нищий».
Был еще такой фильм на студии Горького «О чем не узнают трибуны» по сценарию Юрия Трифонова. Там в роли футбольного тренера режиссер хотел снимать Петю Вельяминова, а меня пригласил попробоваться для галочки.
После пробы я сказал: «То, что вы просили, я сделал. Теперь дайте я сыграю так, как это вижу». Режиссер удивился: «Да ради Бога!» Он же понимал, что все равно не будет меня снимать.
Но Юрий Трифонов, увидев именно эту мою пробу, воскликнул: «Вот! Про этого человека я написал». В результате я сыграл в этой ленте и именно из-за этих нюансов она мне дорога.
ПРИШЛОСЬ «ПОСЛАТЬ» РЕЖИССЕРА
— Что, по-вашему, талантливому актеру нельзя простить?
— Во-первых, нельзя свою гражданскую позицию менять. И вообще главное — достоинство свое не терять и не соглашаться на похабную рекламу. Я однажды послал одного режиссера.
Благим матом закричал на всю улицу: «М…дак! Г…вно!» Вдруг вижу: вокруг стоят люди, раскрыв рты и смотрят, как идет артист Краско и матерится по телефону.
Дело в том, что этот безымянный режиссер (я даже не успел спросить его фамилию) предложил мне рекламировать долголетие потенции.
Конечно, я не сдержался. Вот такое мое отношение! Нельзя продавать свою душу за эти тухлые рубли и доллары.
— Вам приходилось совершать актерские подвиги?
— Года два назад во время спектакля «Эрос» с двухметровой высоты обрушилась площадка, на которой мы с Лизой Ниловой стояли и обнимались.
Мы так и рухнули в обнимку! Слава богу, я головой не треснулся о планшет сцены. Жуть! Лежу, надо мной стоят все занятые в спектакле актеры, монтировщики. Закрыли занавес, и в зале поняли, что — ЧП.
Помреж ко мне подбегает: «Иван Иванович! Спектакль отменяем? Надо объявить зрителям…» Я взял микрофон: «Дорогие друзья! Вышла техническая накладка, ради Бога, извините!
Через семь минут спектакль будет продолжен». Зал зааплодировал. А утром в клинике МЧС обнаружили: ребро сломано, внутренние гематомы…
Все говорят, что я совершил подвиг. А мне кажется, это – в порядке вещей, как говорил один из моих персонажей — Сократ.
— И много в вашей жизни было вот таких «в порядке вещей»?
— Когда во время съемок «Императора тайги» у меня вырезали аппендикс, я приехал через неделю-полторы (всего!), несмотря на то, что шов еще не зажил.
А мне там в кадре надо было прыгать через забор. Говорю: «Давайте снимать». Режиссер: «Ты что, Иван!» «Ставьте камеру! Делаем один дубль».
И я перемахнул через довольно большой забор, что тоже, я считаю, в порядке вещей. А почему я должен останавливать процесс, не имею я права на это!
«ПЬЯНИЦА ИЗ МЕНЯ НЕ ПОЛУЧИЛСЯ»
— Олег Борисов написал в своем дневнике: «два самых страшных и непреодолимых препятствия в человеческой жизни – слава и деньги». Согласны?
— Абсолютно. К славе я отношусь совершенно спокойно. Звездной болезни у меня никогда не было и не будет. А деньги все с собой ТУДА не возьмешь. Это все – шелуха, пена.
— Считается чуть ли не аксиомой, что актерство – это разврат, богема, пьянство, и тому немало ярчайших примеров. Как получилось, что вас миновала чаша сия?
— Чаша сия, я считаю, может быть… если все в меру. Это грех неизбежный. Но я не чувствую за собой греха, а виной тому Паша Луспекаев, который сказал: «Как мужик себя не сдерживай!
Иначе в тебе артист кончится». «Ух ты, как интересно-то!» — я так глубоко над этим задумался. Он вообще своим примером на меня существенно повлиял.
— Тем не менее, вас не коснулась известная «русская болезнь»…
— А в этом мне сама жизнь помогла. Во-первых, батя мой от любви, не от любви, но все равно от водки помер.
Коля, брат, который на войне был разведчиком и там к спирту так пристрастился, что потом уже не смог остановиться… Тоже рано ушел! И у меня, видимо, на этой почве неприятие возникло.
Однажды мы с двоюродным братом в день рожденья браги выпили сладенькой. Ночью я проснулся на сеновале от какого-то шума. Оказалось, это так громко течет Охта. Я так этому удивился — никогда прежде не замечал!
Потом птички стали петь, солнышко взошло… Я подумал: какая же прекрасная жизнь, когда ты трезвый. (Смеется.) Это был, пожалуй, единственный случай, когда я напился — ведь я не помнил даже, как на сеновале тогда оказался.
Из этого всего я сделал умозаключение: терять власть над собой – последнее дело! Я и сейчас употребляю по 50-100 граммов с разрешения моего кардиолога лечащего.
А приедет Боря Аханов, мой дружок из Израиля, мы с ним под хороший разговор и пузырек уговорим. Но «Ничего сверх меры!» — это одна из мудростей Сократа.
И еще он сказал великую вещь: «В молодости мы безрассудно воруем здоровье у самих себя». Ага! Задумайся-ка, что это значит?
«ЛЮБОВЬ – ЭТО НЕ СТАКАН ВОДЫ»
— Тот луспекаевский совет, мол, нельзя себя сдерживать как мужика, повлиял на вашу бурную личную жизнь? Четыре только официальные жены…
— Конечно, повлиял. Но у меня все не сразу, не вдруг, а только по любви. Вот как с Натальей Николаевной (Вяль, — авт.) получилось, мамой Вани и Феди. Обязательно — эпистолярный жанр, провожания… Нет, это для меня не «стакан воды». Нет!
Это в первые годы Советской власти была в ходу такая теория: «С женщиной переспать – все равно что выпить стакан воды!» Встретились, полюбили, разбежались!
Коммунизм – все для всех… Никогда этого не понимал и всегда говорил: «Я – не собачка, не кошка. Я – человек, гомо сапиенс – для чего-то у меня голова на плечах и мозги мне не зря дали. И воля еще есть.
— То есть у вас каждый роман – это все серьезно и навсегда?
— Ну да! А жизнь вносит потом свои коррективы…
Вот сейчас я влюблен в свою Наташу (Шевель, — авт.) и ничего не могу с этим сделать. Главное же душевное совпадение. Сейчас мы изучаем друг друга и привыкаем.
— Значит, ваш опыт доказывает, что Пушкин прав: любви все возрасты покорны?
— Именно так. Сократ и Пушкин – мои вечные кумиры.
— У вас сколько всего детей?
— Семеро. Галочка — самая старшая дочь, на два года старше Андрюши, родилась в первом браке. Потом появились Андрюшка и Юля. Кира Васильевна в 1997 умерла, а мы ведь с ней сорок с лишним лет прожили.
— А писали, что вы оставили эту семью, когда дети были совсем маленькие.
— Написали: папа ушел из семьи, поэтому Андрюшу воспитывали бабушка и мама. Это такой бред, что я даже не обиделся.
Мы все сорок лет жили вместе. Правда, в этот момент на стороне у меня родилась Мариночка, она в Америке сейчас живет, учится в университете Лос-Анжелеса….
Помню, Кира Васильевна меня спросила перед смертью: «Мне любопытно, почему ты нагулял девочку, а от меня не ушел?» «Все равно ты лучше всех, мать!» — отвечаю.
Она зарыдала… Понимаешь, жизнь есть жизнь. Гале, между прочим, 3 июля стукнул 61 год. Она мне двух внуков родила, даже двое правнуков уже есть.
— Семеро детей… Хочешь, не хочешь, а приходится деньги зарабатывать – сниматься, не щадя себя…
— Старшие от меня ничего не требуют. Они, молодцы, уже сами на ногах! Ваня с Федей, другое дело. Я просто обязан их вырастить и поставить на ноги. Если доведется – на свадьбе их погулять.
— Они в вашу породу пошли?
— Андрюшка, когда увидел Ваню маленького, просто сел на землю и стал хохотать. Спрашиваю: «А что такого смешного в человечке этом?»
«Да наш — Краско!» — отвечает. Подтрунивали же, что, мол, чьи они неизвестно. А когда они оказались «красками», сразу все разговоры прекратились.
«НА НЕБЕСА НЕ СПЕШУ»
— В июле исполнилось 10 лет, как Андрей ушел. Время лечит?
— Тоска все равно остается. Хотя я считаю его живым, и с ним часто до сих пор разговариваю – у нас дома везде его портреты стоят.
Говорю: «Вот видишь, сынок, все продолжается. Зря ты ушел…» Когда в программу «Пусть говорят» пригласили Каролину Попову и их с Андреем дочь Алису, Андрей Малахов меня спросил: «Иван Иваныч!
Дед признает свою внучку?», я ответил: «А что мне Андрюша скажет, если не признаю?!» Зал грохнул аплодисментами.
— С его женами и детьми по-прежнему общаетесь?
— Конечно! С Мириам, мамой старшего Яна, они в Варшаве живут, перезваниваемся. Ян каждое лето приезжает ко мне на дачу.
С Маргаритой Звонаревой, которая мама Кирюши, мы вообще сейчас в одной квартире живем. Все нормально! И Каролина очень славная женщина.
— У вас, помимо театра, есть серьезные увлечения?
— Главная отдушина у меня от нервов – с деревяшками люблю возиться. Несмотря на подслеповатость, люблю постоять у верстачка.
На даче очень много сделано моими руками — полки всякие, скамейки… Мой сосед Миша Боярский как-то пришел, закурил и всплакнул: «Теперь я вижу разницу между нами». «Какая, Мишаня?» «Ты ваяешь шедевры, а я все «капусту» рублю!»
— Иван Иванович, вам 85 лет, а вы в четырех спектаклях играете, в кино снимаетесь… Откуда в вас такое жизнелюбие, чувство юмора, силы, здоровье?
— Думаю, что все это благодаря любопытству к жизни, которое меня не покидает. Плюс закалка трудовая, которую мне дала баба Поля, а потом — флот.
Все-таки восемь лет отдать флотской службе, режиму – это не зря. Ну и потом – не злоупотреблять всякими якобы вкусностями. Опять же по Сократу, который сказал: «Я ем, чтобы жить, а многие живут, чтобы есть!»
— Вы знаменитую чеховскую норму о том, что мужчина должен успеть за отпущенное ему время, перевыполнили многократно. Что не успели и еще нужно сделать обязательно?
— Ой, Господи, боже мой! Да если бы не проблема с глазами, я бы сейчас здесь сидел и писал… Есть у меня мечта самому написать пьесу или сценарий, и сыграть Вольтера.
Очень выигрышная роль: в кресле вольтеровском сидишь и изрекаешь мудрые, очень острые вещи. Кстати — о власти! Еще очень хочу прочитать со сцены монологи Бориса Годунова пушкинского.
Это страшная вещь! Я ведь считаю, что Паша Луспекаев мне это завещал, потому что сам сказал об этой роли: «В ней выжить нельзя, в ней только подохнуть можно!»
— Согласитесь, «подохнуть» — не самый лучший вариант…
— Нет-нет, я никуда не спешу. Я своей Наташе перед свадьбой сказал: «Могу подарить тебе цикл — семь лет. Думай! А если родишь мне дочку – вообще гениальная женщина будешь!»
— Даже так?!! Значит, самая главная тайная мечта …?
— Ну да! Доченьку хотелось бы. (Смеется.)
